Похоже на то, что затянувшаяся весна, и с таким трудом входящее в свои права лето, дают почву некоему новому виду – летнему обострению паранойи. С какими только милейшими формами паранойи мне не приходилось столкнуться, от вопросов в аске про заговор фармацевтов (который они осуществляют совместно с православной церковью) до, уже несколько навязшего в зубах еврейского заговора. Паранойя растет, цветет буйным цветом и конечно же пахнет. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
И сегодняшний свой пост я хочу посвятить анализу Паранойи и Параноидальности. Собственно паранойя в ее чистом виде, это не более чем макет мухи размером с собаку, макет который позволяет нам рассмотреть феномен в увеличенном виде. Исследований паранойи предостаточно, однако я хотел бы сделать то, чего еще никто не делал, то есть поразмышлять о паранойе и прежде всего параноидальности не столько и не только в ее клинических формах, сколько в культурных доминантах. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
И здесь я хочу оттолкнуться от инсайта Григория Зайцева, который меня по настоящему поразил. Суть этого инсайта в том, сумасшедший не только не освобождается от своего времени, как это полагали романтики вроде Лэнга, но напротив, именно в тексте сумасшедшего дух времени говорит наиболее тотально. Можно сказать, что в любом бреде сумасшедшего, дух времени проявлен гораздо больше чем в речи нормального человека, потому что в случае речи нормального человека, к духу времени примешивается какие то аспекты личного опыта, индивидуальных переживаний – сколь бы они не были в 95 процентах случаях типичны, они все же создают некое «отличие» от духа времени, в то время как в бредовых структурах личное полностью ассимилировано коллективным. Григорий в своих исследованиях текстов приходит к парадоксальному выводу – по тексту бреда душевнобольных гораздо легче определить эпоху к которой относится этот бред, чем скажем по литературным произведениям и дневниковым записям. Поэтому я буду говорить не о паранойе а о параноидности или параноидальном дискурсе как явлении. Используя увеличительное стекло клинической паранойи я хочу обнажить феномен параноидальности как структуры информационного метаболизма, свойственного человеку. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
Во-первых, основой паранойи является бред преследования. Параноик утверждает существование всесильного другого, осуществляющего акт преследования. Параноидальный метаболизм, структурирует информацию таким образом, что каждый сигнал осмысляется как продуманный и направленный лично на него акт агрессии всесильного другого. Существует несколько интерпретаций этого феномена, при этом надо подчеркнуть, что различные интерпретации здесь являются дополняющими а не взаимоисключающими. Самая очевидная интерпретация паранойи – неспособность сознания осмыслить агрессивные импульсы психики как принадлежащие ему самому. Иными словами, идентичность чистого паранойика исключает возможность осмысления им его агрессии. Параноидальное сознание практически неспособно столкнуться с сильными теневыми аффектами – паранойик не может сказать «я ненавижу», но всегда «ненавидят меня» или «я хочу убивать» - всегда «меня хотят убить». То есть на первом уровне осмысления, мы видим простейший механизм проекции, который помещает себя в идентичность жертвы. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
Этот механизм мы можем видеть, к примеру во многих примерах творчества преступного мира. В блатных песнях, лирический герой предстает нам не как залихватский бандит-герой, но как «мальчишечка», с которым постоянно что то происходит, подвергающийся разного рода воздействиям всесильного другого. Он – всегда хороший и беспомщный попадает в плохую компанию, оказывается в пространстве «плохой матери» то есть тюрьмы. Убийца видит себя как жертву, а свое убийство – как отчаянный акт самозащиты от всесильного другого. Однако, так называемая проективная интерпретация, не может ответить на все вопросы. Личный гнев, личная ярость, личная обида, все же не бывает столь тотальной, как проецируемый в мир паранойиком образ всесильного большого брата. Личная психика слишком бедна для столь тотальных и заряженных аффектов. Карл Юнг, всегда искал мифологическое или архетипическое основание любому отыгрываемому симптому и сюжету. Поэтому чтобы понять феномен паранойи на более глубоком уровне, нам необходимо найти его мифологическое или архетипическое основание. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
Таким основанием является мифологема убиения младенцев, которая осуществляется старым царем чтобы не допустить рождения мессии. Самый известный пример этой мифологемы – христианский миф о избиении младенцев царем Иродом, однако история знает множество подобных мифов – например преследование Кришны со стороны Кансы, преследование Моисея Фараоном и даже убийство всех детей по приказу короля Артура желающего предотвратить рождение своего убийцы (см Томас Мэллори «Смерть короля Артура»). Мифологическая структура всегда неизменна – есть нечто новое, «божественное дитя» одновременно всесильное и беспомощное, против которого обрушиваются все силы мира. Мифологема преследуемого божественного дитя – суть архетипическая основа любой паранойи, в которой субъект отождествляется с преследуемым божественным дитя. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
Иными словами, самооценка параноидального сознания несет в себе оксюморон – он одновременно ощущает себя абсолютно беспомощным перед силами мирового зла, но при этом наделяет себя воистину нечеловеческой, архетипической святостью и силой противостоять мировому злу. Промежуточные состояния здесь исключены и невозможны, сознание пребывает в абсолютном разрыве между ощущением своего величия и своей ничтожности. Преследующий другой, как не парадоксально, выполняет своего рода функцию консолидации психики, поскольку в противном случае, как это мог бы почувствовать паранойик, его идентичность, растворилась бы в хаосе архетипических энергий. Если мы беспристрастно исследуем любой политический дискурс, мы увидим что его всегда определяет параноидальный компонент. В центре большинства политических идеологий лежит образ всесильного «негативного другого». Это может быть всемирный еврейский заговор у фашистов, заговор мировой буржуазии у левых социалистов или сатанинско-атеистический заговор у клирикалов, мужской заговор – в феминистическом бреде или женский заговор в бреде некоторых «мужских движений». Обратите внимания – как в любой структуре параноидального бреда, этот заговор наделяется чертами всемогущества, который вот-вот, еще немного и уничтожит последние остатки из последних сил сопротивляющихся героев. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
Это очень важный момент! Абсолютно неважно, каковы на данный момент возможности паранойидального субъекта. Формально он может обладать всей полнотой власти. Однако на уровне самоощущения и позиционирования, он всегда – «последний человек на земле» который держит «последний бастион» против мирового зла. Здесь лежит основание комплекса «великого никто». Еще более интересно, что формально противостоящие друг другу системы, например власть и оппозиция, оперируют ровно теми же самыми параноидальными структурами. При этом, субъект достаточно легко может увидеть эти параноидальные структуры в своих противниках, диагностируя их паталогичность, но органически не способен применить тот же самый механизм к себе. Это напоминает забавный психиатрический эксперимент, когда Юнг поместил в одну палату пятерых шизофреников с схожей бредовой фантазией – например каждый считал себя наполеоном. Разумеется каждый, поставил абсолютно точный диагноз остальным четверым, но в принципе не мог даже предположить что его бред имеет ту же самую природу. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
В своей работе «Либидо: метаморфозы и символы» Юнг высказывает интересную мысль что сентиментальность и жестокость всегда идет рука об руку. Действительно – жестокий и циничный прагматик, никогда не причинит столько насилия и разрушений как параноидальный субъект защищающий свою «святыню» от реальной а чаще всего вымышленной угрозы. Сентиментальная приверженность к этой тотально хрупкой святыни становится источником самого страшного зла. Достаточно вспомнить типичный образ маньяка в кино, который оказывается фанатично предан некоему очень хрупкому и чистому образу души будь то мать, умершая возлюбленная или что то еще. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
Еще одной архетипической основой параноидального мышления является архетип козла отпущения. Механизм козла отпущения достаточно глубоко исследует Рене Жирар. Работы Рене Жирара интересны тем что они поэтапно вскрывают параноидальные механизмы социальных структур где всеобщая неотличимость и захваченность мимитическим желанием ведет к консолидации против избранной сакральной жертвы, которой предначертано стать учредительной жертвой. Убиваемая жертва наделяется злонамеренным всесилием однако после ритуального жертвоприношения меняет полюс с минуса на плюс и обожествляется. Таким образом, сама природа любого дискурса имеет параноидальную природу и разница между различными моделями лишь в том, какова степень концентрации параноидальности. Восстание против параноидальной структуры козла отпущения, чаще всего просто меняет фокус жертвы. Рене Жирар очень интересно показал этот механизм на примере прозы Альбера Камю, где восставая и обнажая коллективную проекцию козла отпущения на преступника, он просто меняет фокус проекции с преступника на судей. Коррекция Судьбы. Долговые обряды(дорого!).
К сожалению, сам дискурс Рене Жирара также имеет параноидальную компоненту ускользающую от его создателя - поскольку наделяя христианство исключительной свободой от параноидального механизма козла отпущения, Жирар сам оказывается в тисках параноидальности. Преодоление параноидальности, это задача которую должен взять на себя каждый осознающий субъект. Ключ к такому преодолению безусловно находится в осознании Тени и взятии на себя ответственности. Однако эта задача гораздо более сложна чем ее представляют в большинстве юнгианских работ. Доказательством чему является то, что сами юнгианцы зачастую оказываются во власти тех или иных параноидальных культурных доминант. Создание пространства тотальной честности является одним из важнейших задач нового культурного сознания.
